МАРГАШ ("Nowa Fantastyka" 253 (345) 7/2011). Часть 12
19. Очередная статья («странная» кинорецензия) в колонке Лукаша Орбитовского носит название:
ВОПРОС ТОЧКИ ЗРЕНИЯ
(Kwestia perspektywy)
Я сижу в поезде и думаю о смерти. Ох, если бы человеческая жизнь была столь же длинной, как железнодорожный вагон и длилась бы столь же долго, сколько длится путешествие через реконструируемую Польшу! К сожалению, до меня постепенно доходит неприятная правда о том, что я приближаюсь к так называемой середине пути. И глазом не успею моргнуть, как стану ближе к известно чему, а не дальше от оного. Представление в уме собственной смерти несет с собой некое извращенное удовольствие, особенно на фоне ужасов повседневной жизни, и только выслушивание похоронной речи, произнесенной кем-нибудь из коллег-писателей, заставляет меня хотеть жить дальше. Когда-то я хотел умереть, как герой фильма «Американская красавица», теперь же мне снится спокойное умирание в собственной кровати, по-стародавнему приятное в утешительном кругу близких, которые возымели наглость меня пережить. Тогда мой дух, высвобожденный из тела, развеялся бы по ветру. Но я боюсь, что мне грозит другой вид смерти. Я откину копыта в очереди в почтовом отделении, сыграю в ящик в ходе спора с кассиром или лягу костьми перед барменом, отказавшим мне в выпивке из-за моего очевидного неадекватного состояния. Тогда моя душа превратится в vinyan, потерянное и злое эфирное существо, которое бродит среди людей, тщетно разыскивая выход на тот свет. В Бирме зажигают фонари для этих неприкаянных существ, поэтому я нижайше прошу зажечь таковой, если когда-нибудь здесь, на одной с последних страниц журнала «Нова Фантастыка», вы найдете некролог вместо очередной статьи в колонке.
Джанет и Пол потеряли сына в Таиланде во время цунами, присоединившись к тем миллионам родители, чьи дети были умерщвлены, повинуясь требованиям жанрового кино. И вот Джанет, во время показа любительского фильма из Бирмы, замечает в группе детей малыша Джошуа – и она настаивает на том, что это ее сыночек и точка. Они поедут и найдут его. Пусть Пол хоть охрипнет, заявляя, что изображение в фильме размытое, разве только футболка похожая, и не стоит цепляться за иллюзии. Уже само путешествие в Бирму вызывает немало трудностей, страна эта довольно-таки скверная, утопающая в нищете, и там мать-страдалицу могут без труда выдоить до последнего цента, ибо для нее деньги потеряли всякий смысл. Таким образом, несчастная пара мечется от одного, меньшего, обманщика к другому, большему, осматривает малыша за малышом, подсовываемых им отчаявшимися местными жителями, механически занимается любовью и стремится к смерти, как птица, потерявшая ветер под крыльями. Безнадежность путешествия ясна начиная с первой сцены, возникает только вопрос о способе смерти и его совместимости с завязкой действия. Ну аккурат это и случается – они отправляются на поиски ребенка, и дети же приведут их к гибели. Среди руин в самом сердце джунглей живет племя несовершеннолетних. Они призраки? Каннибалы? Животные в человеческой коже? Харцеры? Я предпочел бы до этого не докапываться.
Фабриса Дю Вельца я вообще-то считаю после его «Голгофы» самым сумасшедшим режиссером в Европе – он одалживает то-другое у Данте, крадет финал у Копполы (из «Апокалипсиса сегодня») и вообще действует по круговому методу. Джанет и Пол бредут от условного плацдарма цивилизации, которым, несомненно, был банкет, к прогрессирующей дикости. Сначала бордели и кабаки, потом разваливающаяся деревня, лодочка, джунгли с глиняной хижиной, наконец древние сооружения, происходящие из некоего другого мира, не похожего на тот, в котором есть войны, мой поезд и большие сиськи. Их ведет человек в черном, немногословный словно привидение. Супруги гонятся за призраком, и люди, мимо которых они пробегают, это некие чудовищные дети с выбеленными лицами, невероятно похожие на привидений. Возможно, они и есть призраки. Когда произошел переход, что заставило супругов войти в страну духов? Кто-то укажет тут на смерть сына, кто-то на рождение ложной надежды, связанной со случайной кинозаписью, кто-то на последнюю хижину перед попаданием в дикую природу. Но я думаю, что граница между мирами -- это не шлагбаум на шоссе. Переход осуществлялся постепенно, на длительном участке пути и не обязательно в некое фиксированное время. Пол бредет еще среди живых, Джанет тащится уже среди мертвых.
Сейчас я хотел бы, только на мгновение, использовать еще одну пару глаз. Дю Вельц показывает призрачную Бирму — ее фонари, морщинистых стариков, бандитов, детей -- глазами двух отчаявшихся людей. Бирма -- несчастное место, управляемое жестоким кулаком, без дорог и электричества. Но там живут люди, и эти люди должно быть видели Пола и Джанет, бредущих по их стране. В фильме мы видим, как они видят. Видят мужчину в красной рубашке и полубезумную бабенку, ищущих мертвого сына, вопреки всякому здравому смыслу, прямо в гуще джунглей, и я уверен, что они тоже приняли их за призраков. И те, и другие ошибочно считают друг друга живыми, привидения общаются с привидениями, призрак мнится призраку, продает ему свои надежды, пытается обмануть и забрасывает грязью.
И, может быть, мне не стоило просить фонарь. «Vinyan» -- неслыханно яркий художественный фильм, и сцена, когда Джанет среди парящих огоньков беседует с гангстером о загробной жизни, особенно запоминается. Гангстер говорит ей, что фонарики предлагают привидениям, а затем просит один для себя. Женщина исполняет его просьбу, но знает -- и, наверное, они оба знают, что она зажигает его для самой себя.
АМНЕЗИЯ ("Nowa Fantastyka" 252 (344) 6/2011). Часть 9
18. Очередная кинорецензия Лукаша Орбитовского носит название:
ОДИН
(Jeden)
Стыдно признаться – Уругвай был для меня, как Кельце. Много лет назад, отправляя героев моей книги в окрестности Кельце, я намеревался приговорить их к скитаниям за пределами карт, там, где охотятся монстры. Маршруты по линии Варшава — Краков раскрыли передо мной некоторые тайны этого региона, лаская мои внутренние органы удовольствия: не слишком уж я и ошибся. Но Уругвай остается белым и неопределенным пятном, я понятия не имею, где он находится, кто там главный и чем уругвайцы занимаются. Поэтому я не смог должным образом оценить последовавшие откровения на темы «Тихого дома». Сообщается, что бюджет фильма составил шесть тысяч долларов. Правду говорят или врут? Много это или мало для местных условий? Опять же, я не знаю. Фильм снят по мотивам так называемых действительных событий, отчетливо отличающихся от вымышленных событий, что уже является правилом в случае независимых фантастических фильмов. Даже сказка о вторжении инопланетян считается основанной на реальности. Кто ж там знает, может быть в Уругвае в 1840-х годах жуткие дома были обычным явлением, а лачуга без трупа в шкафу вызывала изумление, в отличие от того, что происходит в наше время? Что еще более важно, фильм, который длится без малого восемьдесят минут, был снят с первого раза, якобы без дублей и склеек. Да к черту «без склеек», они там прямо-таки бросаются в глаза. Режиссер называет своим главным источником вдохновения увлечение короткометражками Хичкока, но давайте спросим еще раз: не стал ли он жертвой забастовки редакторов и не оказался ли вынужденным справляться с выполнением задания, как мог и умел? Эти и другие сомнения пылали у меня в голове во время просмотра фильма. Вскоре к ним присоединились и другие языки пламени.
Я насмехаюсь над легендами, сложившимися вокруг «Тихого дома», потому что они кажутся мне чепухой, придуманной для нужд рекламной кампании. Фильм показывался на фестивалях, где был встречен доброжелательным приемом, и многое указывает на то, что он сможет повторить успех «Паранормального явления», на которое в чем-то похож. Успех, как обычно, зависит от степени интереса к нему американцев. Они не любят читать субтитры в кинотеатрах, так что я предсказываю скорый выпуск римейка. Более того, если в течение двух лет таковой не выйдет на экраны, я обязуюсь публично съесть эту страницу "Новой Фантастыки".
Начало прямо-таки разит классицизмом. Лаура с отцом приезжают в полуразрушенный дом на окраине города: окна заколочены, повсюду грязь и вонь, а подниматься наверх нельзя, потому что там таится нечто страшное. От папочки фильм быстро избавляется, а перед Лаурой открывается мешок с классическими страхами: то наверху нечто хрустнет, то за спиной протопает некий невидимый ублюдок, то там же мелькнет призрак девочки. Постепенно тихий дом раскрывает свою мрачную тайну, являющуюся также тайной героини. Вот так иногда все переплетается: тайны также раскрываются при полном соблюдении правил жанра. Мы обнаруживаем развешанные на чердаке фотографии, прямо-таки дожидающиеся кого-нибудь любопытного, видим услужливых призраков, прилетающих из загробной жизни с обрывками информации в руках, и ящики-шуфлядки в вашей голове открываются именно тогда, когда им и следует открываться. Все это приводит к финалу, призванному удивить зрителя, но на самом деле скучному и избитому, словно почтенное привидение, звенящее ржавыми цепями.
И все же «Тихий дом» вдавливает вас в кресло и не отпускает. Здесь все есть форма. От изысканно оформленных интерьеров до великолепной работы молодой актрисы и оператора (который, надеюсь, сейчас ведет переговоры о миллионном контракте в Калифорнии) и вышеупомянутого длинного плана, фальшивого правда, но кому это мешает? Фильм представляет собой полуторачасовую выдержку из жизни сумасшедшей девушки, без какой-либо паузы, позволяющей перевести дух. Запуганная уже в первую же минуту Лаура пускается в бешеный бег по комнатам и мало привлекательной внешней территории, обрастает безумием, словно чудовищным грибком и, похоже, уже через четверть часа упирается в стену. Все, что она может, это лежать и дрожать. Но куда там! Открываются новые уровни страданий: девушка вскакивает, задетая призрачной рукой, она теряет одежду и кожу, превращается в конце концов в один сплошной нерв, обнаженный и выставленный на порку.
Подобного результата было бы невозможно добиться при использовании других кинематографических средств. И я вовсе не имею в виду, что изображение трясется перед глазами, не темнея ни на йоту. Я прекрасно могу представить себе «Тихий дом», смонтированный по-божьему. Тогда его устрашающая ценность была бы, может быть, и большей. Но работа в последовательности длинных планов вынуждает без конца повторяться (камера не уловит, актриса споткнется, призрак оборвет веревку и так далее), что является крестным путем для актеров. Я представляю себе каково это: изо дня в день эмоционально настраиваться на роль, потом бегать дурак-дураком по какой-то пустоши, тут лбом во что-то врезаясь, там спотыкаясь о кабель, а кофе остывает. Достижение той слаженности, которой отличается «Тихий дом», возможно только в процессе вот такой вот, убийственной работы. Актеры, особенно талантливая девушка, воплотившая в жизнь роль Лауры, проходят все этапы работы. Они начинают с рутинного появления, затем чувствуют необходимость проявления характера своего персонажа, а затем наступает усталость, истощение и смерть. После этого актер обнаруживает в себе регионы, о существовании которых он даже не подозревал, в его руки попадает ключ от Сезама, он засыпает посредственностью, а просыпается капитаном «Санта Марии», уже в открытом океане.
20. Очередная рецензия Лукаша Орбитовского носит название:
ТЕНЬ на СТЕНЕ
(Cień na murze)
Некогда, давным-давно тому, мы с коллегой задались вопросом о границах чувства юмора, поскольку их бесконечность казалась нам кажущейся. Бывают ситуации, когда быть веселым становится сложнее, особенно, когда смерть стучит в дверь, любезно сообщая, что на этот раз она не заберет хомяка. Мы представляли себе наши собственные смерти в самых разных ситуациях, достигая, таким образом, вершины остроумия – чего-то вроде вариации на тему концовки «Ксавраса Выжрына»: когда перед вашими глазами растет и набухает атомный гриб, ищите ближайшую стену и становитесь перед нею в максимально идиотскую позу, надеясь на то, что тень, которая от вас останется, будет чертовски смешной.
Теперь, когда планка высоты моего чувства юмора установлена, я могу рассказать о том, что меня не смешит. А именно, эта смешная странность фильма, который на первый взгляд может показаться и странным и смешным. Я ужасно устал от всех этих низкобюджетных фильмов студии “Troma” про смертоносные презервативы, про токсичных мстителей и нацистов-серфингистов. Различные виды овец-убийц и автомобилей вызывают утомление и раздражение, потому что редко какая-либо замечательная идея получает разумное развитие. Фильм «Овцы-убийцы» расскажет об этих самых смертоносных овцах – обо всем, что мне нужно, поведает уже само название или, возможно, минута трейлера. Тем не менее, «Шину» Квентина Дюпье я ждал с некоторой надеждой, не только из-за анально-тарантиновских ассоциаций, связанных с именем и фамилией (ой, да ну гляньте сами, как переводится польское слово “dupa”. W.)
Название не врет. Где-то на пустошах Техаса или прочей Аризоны сеет опустошение покрышка автомобильной шины по имени Роберт, одаренная возможностью двигаться, а также оснащенная разумом и телекинетическими способностями. И она ни на кого не наезжает, а просто начинает вихляться из стороны в сторону, как и мне случается это делать. К сожалению, сколько бы я ни телепался, ничья голова от этого не взрывается, а жаль. Этот странный убийца раскрывает также свои светлые стороны. Порой он смотрит сам на себя, как бы пытаясь понять мотивы своих поступков, ищет любви и дружбы, но затем ведет неровную игру с полицией на своих условиях.
Вроде бы ничего такого этакого, но все же в воздухе витает новизна. До сих пор оживающие в фильмах ужасов объекты пользовались определенной степенью автономии. Полуавтоматическая машина для скоростного глажения и сушки из «Давилки», автомобиль марки «Плимут» из «Кристины», кукла Чаки – вещи завершенные, самостоятельные в рамках тех заданий, для которых они предназначались. Гладильно-сушильный полуавтомат гладит и сушит, с пластмассовым карликом играет ребенок и так далее. Шина до сих пор была частью автомобиля, чем-то несамостоятельным, частью некоего целого, подобно сцеплению и гайке. Может быть именно отсюда и берут начало необычайные способности Роберта, может быть, он таким образом пытается подчеркнуть свою самобытность. Если это так, то вышеупомянутая Кристина должна распасться на десятки одержимых злом предметов, которые разорвут кузов автомобиля в клочья, устремившись к новой жизни. К сожалению, кузов автомобиля будет это осознавать. Завершение фильма указывает на то, что Дюпье тоже осознавал эти возможности, но вместо того, чтобы развивать их, он ударился в постмодерн – ввел в него зрителей, которые получили в итоге возможность участвовать в представленных событиях. В свою очередь, актеры знали, что они именно актеры, что в сумме привело к одной большой путанице, где только статус Роберта ясен.
Насколько же яснее ситуация выглядит в случае фильма «Ужасное медленное убийство с экстремально ненадежным оружием», обладающего массой достоинств, одно из которых – продолжительность: десять с небольшим минут вопреки названию. Фильм завоевал десятки премий и является именно тем, что обещает.
Некоего среднестатистического мужчину преследует некто, удивительно похожий на фронтмена рок-металлической группы и обладающий, как вскоре выясняется, всеми качествами смертоносного призрака. Этот некто с упорством, достойным лучшего применения, избивает несчастного столовой ложкой. Бац, бац, бац. И так на протяжении двадцати лет. В Париже, в Нью-Йорке, под пирамидами и в горах Тибета. Бац, бац, бац. И никуда не денешься. От ложки не убежишь. Того, кто ею орудует, не остановит ни ружье, ни базука, ни даже танковая дивизия, его также нельзя склонить к обмену орудия на нечто другое, умилостивить или изгнать, ну… допустим… проведя ритуал поклонения столовому серебру. Смейтесь сколько хотите, но иногда мне кажется, что за мной повсюду волочится некая паскудная тварь, которая лупит меня по голове чем-то совершенно идиотическим, добиваясь того, чтобы я медленно умирал от стыда.
Эти фильмы -- и другие, подобные им – демонстрируют новый вид страха. Большинство известных мне фильмов ужасов пытаются сыграть на очевидном страхе перед смертью. Так уж дивным образом складывается, что люди не хотят покидать этот мир, а если уж сталкиваются с таковой необходимостью, хотят чего-то определенного. Некоторые желают мирного умирания в доброжелательном присутствии близких, ожидающих наследства, другие хотят, чтобы все это закончилось буквально в мгновение ока. Мне и самому хотелось бы дать дуба подобно джентльмену из «American Beauty», хоть я и снижаю постепенно планку ожиданий. Вообще-то я не имею ничего против классических смертей из фильмов ужасов. Зарубите меня мачете, задушите выпотрошенной кишкой, бросьте в яму с зомби. Расправьтесь со мной, как вам будет угодно, я как-нибудь с этим смирюсь. Я могу умереть, утопая в собственной крови, могу отдать концы безо всякого смысла. Смерть с точки зрения умирающего редко вписывается в хоть какую-либо сетку значимостей, а все объяснения мы охотно отдадим в обмен на дополнительный день жизни. Забавность смерти, однако, вызывает непреодолимый ужас, и не только потому, что мы не очень-то любим быть смешными. Смерть -- это свидетельство, которое мы оставляем потомками, которые способны заключить в скобки всю нашу жизнь. Вот почему шина с ложкой ввергли меня в страх нового вида – страх, что вместо постели или стойки бара, я отброшу копыта в какой-либо компрометирующей меня ситуации, облаченный в нечто странное, в странном месте, шансы на что, статистически говоря, довольно-таки высоки.
“The Horribly Slow Murderer with the Extremely Inefficient Weapon”. Reżyseria: Richard Gale. Występują: Paul Clemens, Brian Rohan. USA, 2008.
17. Очередная статья Лукаша Орбитовского на кинематографические (и около того) темы носит название:
Охота на муми-троллей
(Polowanie na Muminki)
Охваченный неописуемой грустью, я задумался о будущем этой скромной колонки. Ее судьба в какой-то степени зависит от меня: я ведь могу в любой момент сойти с ума от отчаяния, могу умереть, играя в рыцаря, где-нибудь между турнирными площадками. Могу -- я так думаю –запереть себя в клетке страдания иди экстатического счастья настолько крепко, что ни одно слово не сможет вырваться наружу. Ах, если бы это зависело от таких простых факторов – ведь они все связаны со мною! К сожалению, я остаюсь беспомощным заложником достижений современных кинематографистов, которые не сочли нужным баловать меня в ушедшем году. Откровенно говоря, достойных независимых фантастических фильмов было выпущено всего лишь несколько. Будучи убежденным в том, что что ни деется – все к худшему, я ждал засухи, но о чудо: зима ознаменовалась россыпью интригующих названий. Норвежский “Trolljegeren" -- лишь одно из них.
Мое любимое направление псевдодокументального кино неожиданно быстро вступает в новую фазу. Хотя продолжительность его традиции измеряется десятилетиями, в память широкой публике оно вписалось кинолентой “Blair Witch Projekt”, чтобы лишь с недавних пор пойти в наступление на сердца и карманы. Я ожидал какого-нибудь киношного комментария, поделки, подхватившей и использовавшей эту простую конвенцию: взятия в скобки, являющиеся своеобразным резюме. И дождался. Трейлер предвещал некую невероятную чушь, но получилось ровно наоборот – фильм Андрэ Эвердала во всех отношениях удачен, смешон, к тому же он удачно играет с привычками зрителя. Единственная проблема связана с попытками обобщения, слов попросту не хватает, а имеющиеся складываются в нечто совершенно по-идиотски ненужное.
О чем тут речь? Группа студентов с камерой (из той громадной студенческой тусовки, которая гоняется за призраками и прочей сверхъестественной ерундой) собирается снять выпускной фильм и отчаянно ищет тему. Студенты натыкаются на охотников, которые, по своему обычаю, крайне озабочены судьбой медведей, убиваемых вопреки законам и положениям охотничьего права. Мишкам такая забота нужна так же сильно, как и щетка для обуви, но тут сюжетный виток привлекает внимание студентов к одинокому человеку, скорее всего браконьеру, устроившему пальбу из дробовика во мраке полуночи. Наши студенты решают подойти поближе. Их посылают куда подальше, поэтому они организуют расследование, демонстрируя упрямство, редко встречающееся среди студенческой братии. И тут выходит на явь истина -- не слишком, впрочем, удивительная, поскольку предвещавшаяся уже самим названием: сказочные тролли действительно существуют, а правительство пытается это скрыть. Бородатый одиночка занимается отстрелом тех чудовищ, которые забредают в районы, населенные людьми. Он расстроен, его работа плохо оплачивается, и, вероятно, поэтому он берет молодых людей на сафари в снегах.
Сюжет не преподносит особых сюрпризов -- квази-репортаж c природозащитно-охотничьей окраской завершается столкновением с обермонстром и обязательным падением камеры наземь прямо перед финальными титрами. Конечно, считаются и сами тролли. С их носами. Ну да, у них есть носы. Самые настоящие, длинные носяры, на которых я мог бы развесить белье для сушки, а одежды на троллях не больше, чем на новорожденных. Наличие этих носов, их подвижность и выдуманная сложность несмотря на кажущуюся простоту, это подобие отдельной жизни, пронизанной метафизическим смыслом, имеет что-то от меланхолии Херцога и явного ужаса «Андалузского пса». У меня самого тот еще носище, поэтому сочувствую моим братьям по холоду. За носом кроется сам тролль, вернее, тролли: у них существует градация по росту с самыми разными свойствами, и, к счастью, воспитательная ценность фильма приобретает все большее значение с каждой последующей минутой. Я знакомлюсь с биологией тролля и его необычными (потому что ночными) привычками.
Охотник освещает скандинавскую мифологию светильником прагматического позитивизма, тролли -- гуманоидные животные, злые и глупые, но лишенные всякой волшебности, за исключением исключительной неприязни к христианам, которых они чувствуют по запаху, что довольно хорошо объясняет их присутствие на севере. Поднимается проблема и приверженцев других религиозных учений в связи с появлением некой мусульманки. Что еще? Молодые особи взрываются в солнечном свете, старые – окаменевают, и это связано с диковинной морфологией крови. Особое изумление вызывает особь с тремя головами, но и это явление находит объяснение; мозг заполнят только среднюю голову. Остальные – бутафория, вырастающая, если тролль живет достаточно долго в нашем печальном мире. Они служат ему средством устрашения и привлечения самок (тролли находят себе спутницу один раз в жизни, и у каждой пары рождается только один детеныш). Другими словами, они эквивалентны фиктивным глазам на крыльях бабочки или воротнику у ящерицы. Добавим к этому симпатичные цитаты из широко известных фильмов – охотник, собираясь взять пробу крови у разъяренного существа, облачается в доспехи, удивительно похожие на те, которые используются саперами в памятном “Hurt Locker".
Мои мысли бегут сейчас из Скандинавии в Польшу -- если там удалось, почему бы не попробовать здесь? Фольклор, возможно, менее впечатляющий, но мощно укорененный. Я представляю себе снятый за гроши псевдодокументальный фильм об утопленниках, бесчинствующих в реках Силезии, об охоте на лесных чертиков в лесах Замойщины, о проблемах с рыбой-монахом в Пуцком заливе и т. д. «Охота на троллей» является очевидным доказательством того, что идея, даже самая абсурдная, может найти отклик у зрителя, оснащенного упаковкой пива и попкорном, а конвенция, эксплуатируемая всеми возможными способами, таит в себе удивительные возможности.
TROLLJEGEREN (angl. “Troll Hunter”). Reżyseria: Otto Jespersen, Hans Morten Hansen. Norwegia, 2010
19. Очередная рецензия Лукаша Орбитовского носит название:
CУДОРОГИ
(Dreszcze)
Должен признаться, есть у меня одна стыдная болезнь. Я не люблю смотреть фильмы моих любимых режиссеров. Это можно считать составной частью более широкого миропредставления. Я с удовольствием ем продукты, которые мне не нравятся, ношу одежку, которую считаю отвратительной, совершенно недостойной моей римской морды, а в путешествии забочусь о том, чтобы занять наименее комфортное из имеющихся мест. Я верю в то, что таким образом оставляю крошку добра ближним своим. С фильмами дела обстоят несколько иначе. Известные мне киноманы, люди, которые таковыми считаются или приобрели привычку ускользать от жизни в уголок страшных сказок, с нетерпением дожидаются появления произведений их кумиров и считают правильным делиться со мной своими впечатлениями. Вот бежит такой, радостный, словно цыпленок, впервые оторвавшийся от земли, и орет в моем направлении: «Ой, что деется – вышел новый Аронофский! Езус-Мария, бросай все, бежим в кино!»
Смотреть фильмы любимых режиссеров неприятно, потому что они жутко гадкие. Гораздо приятнее окунуться в чисто развлекательное кино, побаловать себя блокбастером или прыгнуть в кровавый омуток молодежного ужаса. Дэвид Кроненберг не предлагает ничего столь же симпатичного.
Поэтому, независимо от жанровой формулы, той пресловутой печки, от которой предполагает плясать, для меня он столь же невыносим, сколь и восхитителен. В его брутальности я не нахожу даже тени лжи, он мне кажется тонким даже тогда, когда явно передергивает. Каждый новый фильм я обхожу стороной по два года (в случае с “Eastern Promises" уже пять), ибо боюсь, что сеанс сорвет мне голову с плеч. Иными словами, как и каждый человек с остатками разума, я избегаю эмоций истинных, крайних, спасаясь от них побегом к искусственным. Имею на это право, иногда без этого не обойтись.
С низкобюджетным дебютом Кроненберга, «Судорогами», я познакомился еще в золотой эре видео, и фильм произвел на меня примерно такое же впечатление, что и первые романы Стивена Кинга. Никаких вам заколдованных замков, чудовище ворвалось в дом, принося с собой -- здесь оригинальное решение режиссера — также всю свою оригинальную мифологию. Кроненберг, реализуя авторскую идею кино ужасов, отказался от всякой легендарности. Здесь нет никого, кто многие годы назад был убит, а значит нет также места на месть. Зло случайно и уродливо, его жертвы ничем не провинились, даже, так сказать, генетически не провинились: ни один из прадедов не занимался призывом и воскрешением мертвецов. Приходят мстить отнюдь не умершие.
Фильм открывается презентацией многоквартирного дома строительной компании «Старлейн», возведенного на острове неподалеку от Монреаля. Здание не только предлагает утешение от городской суеты, но и само под стать городу: здесь работают магазины, медицинская клиника, прачечная, закусочная и другие чудеса комфорта. «Старлейн» собирается построить и другие роскошные жилые комплексы, отгороженные прочным забором от менее успешных горожан. Уже первая сцена фильма успешно предвещает то, что мы далее увидим. То есть мы поочередно наблюдаем за парой молодых людей, рассматривающих покупку квартиры, и неким бородатым типом, играющим в доктора с испуганной девчонкой. Эта игра завершается смертью обоих, что, в другом случае, рано или поздно привело бы к раскрытию тайны посредством полицейского расследования. Кроненберг, кажется, осознает вторичность такого решения, поскольку предлагает зрителю несколько хаотически вброшенных эпизодов с некоторыми объяснениями. Бородач -- действительно медик. Вместе с коллегами он работал в компании, ищущей новые решения в области трансплантации органов. Предлагавшийся ими метод в середине 70-х годов считался спорным. Джентльмены создали червя, который, по их плану, должен был заменить больные почки, печень, возможно даже глаза и короткий кишечник. К сожалению, выползши в мир, он нападает на людей, превращая их в монстров, убивающих других людей для сексуального удовлетворения. Это вообще-то соответствует намерениям бородатого доктора, ибо тот считал, что люди слишком много думают, пренебрегая собственными инстинктами. Однако позже он оспорил собственный тезис, перерезав себе горло.
Кроненберг признался спустя годы, что приступил к съемкам, будучи совершенно неопытным режиссером, и учился в ходе работы над каждой последующей сценой. Часть актеров пришла буквально с улицы. Другие, якобы профессионалы, обладали таким скудным набором средств, что режиссеру приходилось лупить их по мордам, чтобы они начали хоть как-то реагировать. Если при всех этих несчастьях мы еще и уясним себе очевидную глупость исходного замысла, то конечный результат покажется нам чудом канадской земли: сила «Судорог» состоит как раз в переходе границы бессмыслицы и избегании недомолвок. Буквальность, в отличие от других хорроров, интересующихся главным образом насилием, имеет скорее сексуально-гастрономический характер. Паразит кружит под кожей. Заражение происходит через рвоту, нападение из засады или даже в результате неожиданного броска в лицо. Эти решения послужат более поздним кинематографистам образцом, достаточно назвать «Чужого» Ридли Скотта.
Величие «Судорог» заключается также в новом подходе к проблеме сексуальности. Хоррор как жанр знает для нее несколько функций, но склоняется к простейшей. Что она собой представляет, каждый может себе представить, вспоминая табуны подростков, которые были растерзаны в тот самый сладостный момент, или же декольте жертв Кристофера Ли. Кроненберг решил до икоты напугать зрителей сексом и наготой. Наготы здесь более чем достаточно, и каждый ее показ вызывает отвращение, вопреки, согласитесь, весьма заманчивым временами формам. Эти последние должны действовать всегда, однако не действуют, как будто режиссер, вставив нечто в объектив камеры, произвел некие искажения, о существовании которых я догадываюсь, но не могу ткнуть в них пальцем. Обезумевшие от вожделения люди табунами носятся по зданию «Старлинка» в поисках того, с кем можно обменяться определенными жидкостями. Если до такого обмена не доходит, отрывают кому-нибудь голову. Разве таковое суждение не напоминает вам визг сегодняшних моралистов о мировом упадке? Однако я спокойно отношусь к этому злобному чувству. Кроненберг принимает средневековое понимание тела как враждебной тайны и кажется напуганным дьяволом, рожденным из синтеза многих сказок. Он порицает за нее всех: сексуальную революцию шестидесятых годов, последующее десятилетие процветания и будущее, которое в семидесятых годах он только еще предчувствовал: цивилизацию наслаждения удовольствием и порно на компе.
“Shivers”. Reżyseria: David Cronenberg. Występują: Paul Hampton, Joe Silver. Kanada, 1975.